Слово «идентичность» постоянно встречается, когда речь заходит о национальных вопросах, но на деле относится почти ко всем сферам гуманитарного знания. Борется ли этот термин с консервативной политикой, как гибридные идентичности меняют поп-культуру и почему статус человека требует доказательств, обсудили преподаватель магистерской программы «Международная политика» МВШСЭН Марк Симон и научный сотрудник Института философии РАН Даниил Аронсон на дискуссии, организованной Еврейским музеем и проектом Science.me. T&P законспектировали главное.
«Идентичность» в политике и аналитике
Марк Симон: В повседневности смысл термина «идентичность» вроде бы не вызывает сомнений: все должны обладать какой-то идентичностью. Однако есть два варианта употребления этого понятия.
Первый — язык политической практики, в котором оно используется где-то с середины 1990-х годов. Когда политики говорят об идентичности, их задача — убедить, что каждая группа, к которой они обращаются, обладает особой общностью и солидарностью, а внутренние различия значения не имеют.
Второй — язык теории. Но когда мы пытаемся понять, что это слово объясняет нам о социальных или политических отношениях, выясняется, что семантически оно очень перегружено. У американского социолога Роджерса Брубейкера есть важная статья «За пределами идентичности» (она вошла в сборник его работ «Этничность без групп»). Брубейкер говорит, что сам термин «идентичность» начинает активно фигурировать в языке социальной теории в США в 1960-е годы и оттуда приходит в политику. В результате аналитический и повседневный языки становятся практически неразличимы. Но в конце 1980-х — начале 1990-х годов начинается борьба за «идентичность»: появляется сразу несколько работ, в которых это понятие переосмысляется.
Брубейкер считает, что есть две группы трактовок «идентичности». Одну можно назвать жесткой, или эссенциалистской (от англ. essence — «сущность»): предполагается, что у каждого человека идентичность предопределена, присуща ему изначально как представителю некой группы, даже если он этого не осознает. Мне кажется, в российском политическом языке доминирует именно этот подход.
У нас национальная идентичность предполагает, что человек действует определенным образом вследствие своей этнокультурной сущности.
Вторую группу трактовок Брубейкер называет мягкой, или конструктивистской, — этот язык говорения об идентичности сформировался к 1990-м годам. Согласно таким подходам, человек живет в некотором новом социальном и информационном пространстве, принадлежит многим социальным мирам, и в зависимости от контекста его представление о себе все время трансформируется. Идентичность — это что-то флюидное, гибкое, пластичное, неуловимое — некоторый набор категорий, язык, который не отражает то, что в человеке уже есть, а работает перформативным образом. Человек изначально не думает, что у него есть какая-то идентичность, но, принимая некоторый язык, начинает себя определенным образом осознавать.
© stocksnapper
Потеря идентичности
«Потерял себя», «Не знаю, кто я», «Запутался в себе», «Не знаю куда иду, чего хочу» – такие мысли посещают человека, который утратил идентичность. Человек теряет веру в себя, понимание своего места в мире, целостность своего Я. Утрированный пример потери идентичности – психически больные люди, которые считают себя Наполеонами, Иисусами и т.д. Этот пример относится к патологической крайности, ими разбирается психиатрия. Мы же поговорим о том, с чем работают психологи.
Причины
Причины потери идентичности (личностного кризиса):
- резкие перемены в обществе (например, многие люди столкнулись с этой проблемой, когда развалился СССР);
- серьезные и неблагоприятные изменения в жизни самого человека (увольнение, банкротство, развод, чья-то смерть);
- возрастной кризис, например, кризис среднего возраста.
В общем, причина потери личностной идентичности – стресс. Притом это может быть как неприятное переживание, так и весьма приятное. Например, свадьба, долгожданный переезд в другую страну, рождение ребенка тоже может вызвать потерю идентичности. Это происходит из-за любого сильного психологического потрясения.
Симптомы и признаки
Симптомы потери идентичности:
- частые сомнения типа «Почему я не уйду с этой работы?», «Что я здесь делаю?», «Почему я живу с этим человеком?»;
- постоянные размышление о смысле жизни и предназначении;
- чувство неопределенности;
- фрустрация;
- хроническая тревожность;
- неспособность сформировать систему ценностей и устойчивых убеждений;
- сомнения в правильности своих действий;
- боязнь будущего;
- нерешительность в поступках.
У некоторых людей кризис заметен невооруженным глазом. Они бесцельно проводят время, скитаются, у них нет работы или они часто меняют ее, либо застревают на одной должности (как правило, низкой). Кто-то не может даже получить образование. Кто-то попадает в плохую компанию, кто-то в тюрьму. Но большая часть людей просто существует. Они несчастны, не понимают, чего хотят и что могут, куда им нужно двигаться. В общем, человек в таком состоянии не знает, кто он, а потому не может быть собой и сильно страдает от этого.
Опасность состояния
Чем опасно такое состояние:
- истощение,
- дезадаптация,
- десоциализация,
- изоляция,
- депрессия,
- неврозы,
- суицид,
- зависимости.
Некоторые люди пытаются утешить себя алкоголем, наркотиками или случайными сексуальными связями. Кто-то начинает хвататься за все подряд (любые виды деятельности), но это только усиливает ощущение пустоты и фрустрацию. Другие просто впадают в тоску и запираются дома, выжидая смерти.
Что делать
Вспомните, где вы видели себя в последний раз. Попробуйте вспомнить, когда вы чувствовали себя хорошо. Каким человеком вы были в тот момент, где находились, кто был рядом. Начните с анализа детства и постепенно двигайтесь к настоящему. Вспомните, что вы умели, о чем мечтали, чего хотели. А почему отказались от этого? Может быть, пора снова к этому вернуться? Подумайте, что раньше приносило вам радость, что было смыслом жизни, стимулом. Если вы не можете вернуть именно это, то подумайте, чем можно заменить, что похоже на это.
Таким образом, нужно найти причину (то, что вас подкосило) и работать с этой сферой. Нужно заново пройти все этапы развития, начиная с детства. Лучше обратиться к специалисту. В некоторых случаях бывает достаточно всего одной консультации.
Идентификация vs. идентичность
Марк Симон: По мысли Брубейкера, проблема в том, что, даже если мы используем мягкую трактовку, все равно неясно, что мы узнаем благодаря понятию «идентичность». Он предлагает найти другой, более нюансированный теоретический язык. Он выдвигает понятие «идентификации», которое пришло из психологии и использовалось в социальных науках еще до «идентичности».
Идентификация — отглагольное существительное, которое подразумевает процесс — говорит, что идентичность — не готовая сущность, а то, что рождается во взаимодействии между людьми. Идентификация позволяет проследить, как некоторые идентичности кристаллизуются, обретают плоть.
Государство любит категоризировать население по национальным, расовым и гендерным признакам. Брубейкер предлагает проанализировать этот процесс и реакцию граждан на такое разделение. Всегда ли эти категории нейтральны? В каких случаях они приобретают негативное значение? Когда люди не согласны войти в категорию, которую им предлагает государство? Исследователь считает, что всегда найдутся группы, которые предложат другую систему категоризации вместо доминирующей, — это и есть суть политического процесса. Когда в США понятие «blacks» по ясным причинам несло негативные коннотации, в 1960-е годы его пытались переозначить, придумав движение «Black is beautiful».
Брубейкер предлагает еще ряд терминов (в том числе «самопонимание» и «самопрезентация»), которые показывают, что идентификация — это не просто соотнесение себя с разными группами. Она имеет социальный и политический характер, укоренена в практиках. Он очень убедителен, но почему-то сегодня большинство исследователей не отказываются от понятия «идентичность». Наверное, несмотря на всю проблемность, слово сохраняет эвристический смысл.
Даниил Аронсон: Мне кажется, этому есть достаточно простое объяснение. Термин «идентификация» не может заменить термин «идентичность», он его только дополняет. Если идентификация — процесс, который осуществляется бюрократическими силами или какими-то другими институтами, то что производят эти институты в результате данного процесса? Как раз идентичности.
Идентичность и идентификация: в чем разница
Если говорить коротко и простыми словами, то идентификация – это процесс отождествления человеком себя с какой-то группой, подражание ей, стремление соответствовать, а идентичность – результат идентификации, представления человека о себе как участнике какой-либо группы. Иногда, даже довольно часто, эти понятия используют как синонимы. Однако с точки зрения психологии, это неправильно. Как отмечал, Эриксон, идентичность (результат) начинается там, где заканчивается идентификация (процесс).
Что такое политика идентичности
Даниил Аронсон: Термин «идентичность» хорош тем, что сам себя немного разоблачает. Когда мы говорим об идентичности, то уже подразумеваем результат определенного социального процесса. Если мы хотим бороться с такими эссенциалистскими политическими доктринами, как расизм или национализм, нужен язык, который будет гораздо сложнее трактовать представления о «естественности». Когда мы говорим, что, кроме пола, есть гендер, а гендер — это социально сконструированная идентичность, то слово «идентичность» выполняет роль волшебной палочки, которая разгоняет туман мнимого эссенциализма. Поэтому среди сфер, на которые распространяется слово «идентичность», можно выделить прогрессивную политику, которая не исходит из того, что существуют какие-то природные данности и из них автоматически следуют некоторые политические меры.
Можно сколько угодно обсуждать биологические основания того, что мужчины в среднем выше или сильнее женщин. Но как только мы заявляем, что из этого следует определенная политика, то уже используем слова «мужчины» и «женщины» в качестве идентичностей.
Когда мы говорим, что какой-то факт социально значим, он перемещается в другое поле, где вещи сконструированы с помощью социальных ритуалов, институтов или процессов.
В качестве примера я возьму слово «человек» — кажется, что его нельзя обозначить как идентичность, что это предельное понятие. Все мы люди, это самоочевидно, и из этого никакой политики не следует. На самом деле это понятие тоже часто выступает как социально сконструированная идентичность.
В 1948 году была выпущена Всеобщая декларация прав человека, которая прописывает права, присущие всем людям. В ней сказано, что каждый человек имеет право на убежище в других странах, если его преследуют на родине. В декларации нет ни слова о том, как именно происходит реализация этого права, — это прописано в других международно-правовых документах (например, в принятой тремя годами позже Конвенции о статусе беженцев).
В последние годы режима Каддафи Европейский союз пытался сотрудничать с правительством Ливии, чтобы оно по возможности удерживало беженцев из Африки для контроля их потока в Европу. Но Ливия на тот момент не подписала Конвенцию о статусе беженцев, и люди, оказавшиеся там, не смогли подать документы на получение убежища. По сути, они не смогли совершить действия, по которым современное право могло бы определить их как людей.
Политика идентичности — это когда меньшинства борются не за свои права, а за то, чтобы возникли социальные процедуры и институты, которые позволили бы им идентифицироваться другим образом.
Грубый пример: женщины — это не те, кто стоит у плиты и готовит борщ, а те, кто автономно располагает своим телом и может голосовать.
© ia_64
Типы идентичностей
Некоторые исследователи делят всю совокупность идентичностей на естественные, которые не требуют организованного участия по их воспроизводству, и искусственные, нуждающиеся постоянно в организованном поддержании. К первым относят такие идентичности как расовые, этнические, общемировые, территориальные (ландшафтные), видовые. Ко второй категории относят такие идентичности как профессиональные, национальные, конфессиональные, договорные, (суб)континентальные, региональные, классовые, сословные, групповые, зодиакальные, стратификационные. Некоторые идентичности носят смешанный характер, к примеру, гендерные.
Проблемы мультикультурализма
Марк Симон: Сторонники политического либерализма в конце 1980-х — начале 1990-х годов считали, что права должны быть нейтральными по отношению к гендеру, культуре и т. д., — то есть равенство не должно зависеть от идентичностей. Но дискуссия в нормативной политической теории показала, что такая нейтральность невозможна, и разные исследователи заговорили о том, что мы не можем быть нечувствительными ко многим запросам на признание. Например, в случае американских индейцев, которых притесняли и для которых принятие их как особой группы имеет фундаментальную ценность. Но прогрессивные меры в этой области тоже влекут за собой новые проблемы.
В Канаде в 1971 году приняли акт о мультикультурализме. Выяснилось, что если мы предоставляем индейским замкнутым комьюнити некоторую автономию и возможность самим определять, кто они есть, это совершенно не значит, что такая ситуация породит дальнейшую терпимость и толерантность. В этих сообществах могут не соблюдаться права женщин, эти комьюнити могут оказаться закрытыми по отношению к внешним людям и смешанным бракам.
Когда мы пытаемся сделать прогрессивный жест и приписываем индивидов к какой-то идентичности, наделяем их правами или привилегиями в соответствии с этой идентичностью, мы лишаем их самостоятельности.
Использование в экономике
- Идентичность бренда (англ. Brand Identity) — это отличительные особенности бренда, его индивидуальность (англ. Brand Personality).
- Идентичность бренда территории (англ. destination-brand identity) — визуальная концепция, которая выражает основные особенности городов, стран, регионов и разных территорий. Связывается с понятиями из смежных наук территориальная идентичность, национальная идентичность (англ. National Identity). Бренд-менеджмент территорий (англ. destination-brand management) — новое направление в бренд-менеджменте.
- Корпоративная идентичность — (англ. Сorporate Identity), выражают в атрибутах корпоративного стиля (англ. Сorporate style). То же, что и идентичность бренда, лишь в отношении к корпоративному бренду.
Идентичность через дефис
Марк Симон: Понятие идентичности — производное от культуры. Представитель cultural studies и постколониальный теоретик Пол Гилрой считает, что есть два представления о культуре: первое воспринимает культуру как нечто статичное и целостное, второе — как некий бриколаж, динамическое явление, которое часто оказывается слепленным из осколков совершенно разных феноменов.
В дискуссиях 1970–80-х годов по поводу мигрантов часто использовали понятие «кризис идентичности», подразумевающее, что человек отбился от одного сообщества, не прибился к другому и оказался где-то между. В 1990-е на смену этому понятию приходит «гибридность» — принадлежность сразу нескольким мирам. В английском языке есть термин «hyphenated identity» — «идентичность через дефис»: афроамериканец, британский афрокарибец, немецкий турок.
Ризома
Способ организации целостности, который отменяет строгую структуру, иерархию и линейность. Жиль Делез и Феликс Гваттари сравнивают ризому с запутанным корневищем, не имеющим главного корня. Словом «ризома» также часто описывают горизонтальную структуру интернета.
Что такое «черная культура»? Кому принадлежит хип-хоп? Напрашивается тривиальный ответ: это американское явление. Но в хип-хопе изначально были ямайские мотивы, впитавшие влияние музыки Нового Орлеана, на которую, в свою очередь, повлияла культура Западной Африки. Это бесконечно циркулирующая система, столкновение разных потоков — ризома.
Гилрой говорит, что черная культура — это особая телесность, сопротивляющаяся колониальной власти. В антропологии такая ситуация обозначается понятием «лиминальность» — это положение, когда ты вырван из контекста, тебя не признают в качестве равного. В этом смысле черная культура впитывает в себя элементы европейской традиции, но дает определенный ответ на ситуацию исключения.
Такое двойное сознание — практически ситуация шизофрении: ты афроамериканец, но все время пристыжен белым, который сидит в тебе и смотрит на тебя как на Другого.
Говоря об этом, Гилрой ссылается на афроамериканского теоретика Уильяма Дюбуа. По мысли последнего, из этой шизофрении позволяет выйти музыкальная, недискурсивная практика, когда для того, чтобы выразить что-то собственное, используется внешняя культурная форма. Например, тувинская группа «Ят-Ха» в конце 1980-х — начале 1990-х играла тяжелый рок и блюз — тем не менее это была очень тувинская музыка: через контркультурное высказывание музыканты умудрились вернуть себе «тувинскость», сильно редуцированную советскими культурными практиками.
В колониях, особенно английских, рабам было запрещено вербально коммуницировать: колонизаторы боялись, что поднимется бунт. Часто выходом из этой ситуации было донесение какого-то сообщения через пение и музыку. Так в черной культуре появился жест умолчания, шифрования послания. Отсюда противоречие, которое особенно ярко проявляется в афрокарибских стилях: внешне музыка может показаться веселой и жизнерадостной, но в глубине она несет трагическое содержание или даже содержит политические высказывания, которые не считывает внешний наблюдатель.
ИДЕНТИЧНОСТЬ
ИДЕНТИЧНОСТЬ
(от англ. identity – тождественность) – многозначный житейский и общенаучный термин, выражающий идею постоянства, тождества, преемственности индивида и его самосознания. В науках о человеке понятие идентичность имеет три главные модальности.
Психофизиологическая идентичность
обозначает единство и преемственность физиологических и психических процессов и свойств организма, благодаря которой он отличает свои клетки от чужих, что наглядно проявляется в иммунологии.
Социальная идентичность
это переживание и осознание своей принадлежности к тем или иным социальным группам и общностям. Идентификация с определенными социальными общностями превращает человека из биологической особи в социального индивида и личность, позволяет ему оценивать свои социальные связи и принадлежности в терминах «Мы» и «Они».
Личная идентичность
или самоидентичность (Self-identity) это единство и преемственность жизнедеятельности, целей, мотивов и смысложизненных установок личности, осознающей себя субъектом деятельности. Это не какая-то особая черта или совокупность черт, которыми обладает индивид, а его самость, отрефлексированная в терминах собственной биографии. Она обнаруживается не столько в поведении субъекта и реакциях на него других людей, сколько в его способности поддерживать и продолжать некий нарратив, историю собственного Я, сохраняющего свою цельность, несмотря на изменение отдельных ее компонентов.
Также по теме:
ПСИХОЛОГИЯ
Понятие идентичность первоначально появилось в психиатрии в контексте изучения феномена «кризиса идентичности», описывавшего состояние психических больных, потерявших представления о самих себе и последовательности событий своей жизни. Американский психоаналитик Эрик Эриксон перенес его в психологию развития, показав, что кризис идентичности является нормальным явлением развития человека. В период юности каждый человек так или иначе переживает кризис, связанный с необходимостью самоопределения, в виде целой серии социальных и личностных выборов и идентификаций. Если юноше не удается своевременно разрешить эти задачи, у него формируется неадекватная идентичность. Диффузная, размытая идентичность –
состояние, когда индивид еще не сделал ответственного выбора, например, профессии или мировоззрения, что делает его образ Я расплывчатым и неопределенным.
Неоплаченная идентичность –
состояние, когда юноша принял определенную идентичность, миновав сложный и мучительный процесс самоанализа, он уже включен в систему взрослых отношений, но этот выбор сделан не сознательно, а под влиянием извне или по по готовым стандартам.
Отсроченная идентичность
, или идентификационный мораторий – состояние, когда индивид находится непосредственно в процессе профессионального и мировоззренческого самоопределения, но откладывает принятие окончательного решения на потом.
Достигнутая идентичность
– состояние, когда личность уже нашла себя и вступила в период практической самореализации.
Теория Эриксона получила широкое распространение в психологии развития. За разными типами идентичности стоят не только индивидуальные особенности, но и определенные стадии развития личности. Однако эта теория описывает скорее нормативные представления о том, как должен протекать процесс развития, психологическая реальность гораздо богаче и разнообразнее. «Кризис идентичности» – не только и не столько возрастной, сколько социально-исторический феномен. Острота его переживания зависит как от индивидуальных особенностей субъекта, так и от темпов социального обновления и от той ценности, которую данная культура придает индивидуальности.
Также по теме:
ЛИЧНОСТЬ
В Средние века темпы социального развития были медленными, а отдельный индивид не воспринимал себя автономным от своей общины. Однозначно привязывая индивида к его семье и сословию, феодальное общество строго регламентировало рамки индивидуального самоопределения: ни род занятий, ни мировоззрение, ни даже жену молодой человек не выбирал сам, это делали за него другие, старшие. В новое время развитое общественное разделение труда и выросшая социальная мобильность расширили рамки индивидуального выбора, человек становится чем-то не автоматически, а в результате собственных усилий. Это усложняет процессы самопознания. Для средневекового человека «знать себя» значило прежде всего «знать свое место»; иерархия индивидуальных способностей и возможностей совпадает здесь с социальной иерархией. Презумпция человеческого равенства и возможность изменения своего социального статуса выдвигает на первый план задачу познания своих внутренних, потенциальных возможностей. Самопознание оказывается предпосылкой и компонентом идентификации.
Расширение сферы индивидуального, особенного, только своего хорошо отражено в истории европейского романа. Герой романа странствований
еще целиком заключен в своих поступках, масштаб его личности измеряется масштабом его дел. В
романе испытания
главным достоинством героя становится сохранение им своих изначальных качеств, прочность его идентичности
Биографический роман
индивидуализирует жизненный путь героя, но его внутренний мир по-прежнему остается неизменным. В
романе воспитания
(18 – начало 19 в.) прослеживается также становление идентичности героя; события его жизни предстают здесь так, как они воспринимаются героем, с точки зрения того влияния, которое они оказали на его внутренний мир. Наконец, в
психологическом романе
19 в. внутренний мир и диалог героя с самим собой приобретает самостоятельную ценность и подчас становится важнее его действий.
Изменение мировоззренческой перспективы означает и возникновение новых вопросов. Человек выбирает не только социальные роли и идентичности. Он заключает самом себе в себе множество разных возможностей и должен решить, какую из них предпочесть и признать подлинной. «Большинство людей, подобно возможным мирам Лейбница, всего лишь равноправные претенденты на существование. Как мало таких, кто существует на самом деле», – писал немецкий философ Фридрих Шлегель. Но самореализация зависит не только от «Я». Романтики начала 19 в. жалуются на отчуждающее, обезличивающее влияние общества, вынуждающее человека отказываться от своих наиболее ценных потенций в пользу менее ценных. Они вводят в теорию личности целую серию оппозиций: дух и характер, лицо и маска, человек и его «двойник».
Сложность проблемы идентичности хорошо раскрывается в диалектике «Я» и маски. Ее исходный пункт – полное, абсолютное различение: маска – это не «Я», а нечто, не имеющее ко мне отношения. Маску надевают, чтобы скрыться, обрести анонимность, присвоить себе чужое, несвое обличье. Маска освобождает от соображений престижа, социальных условностей и обязанности соответствовать ожиданиям окружающих. Маскарад – свобода, веселье, непосредственность. Предполагается, что маску так же легко снять, как надеть. Однако разница между внешним и внутренним относительна. «Навязанный» стиль поведения закрепляется, становится привычным. Герой известной пантомимы Марселя Марсо на глазах у публики мгновенно сменяет одну маску за другой. Ему весело. Но внезапно фарс становится трагедией: маска приросла к лицу. Человек корчится, прилагает неимоверные усилия, но тщетно: маска не снимается, она заменила лицо, стала его новым лицом!
Таким образом самоидентичность оказывается фрагментарной и множественной. Это также оценивается по-разному. В психологии и психиатрии 19 – начала 20 в. высшими ценностями считались постоянство и устойчивость, изменчивость и множественность «Я» трактовали как несчастье и болезнь, вроде раздвоения личности при шизофрении. Однако многие философские школы Востока смотрели на вещи иначе. Постепенно этот взгляд усваивают и западные мыслители. Немецкий писатель Герман Гессе писал, что личность – это «тюрьма, в которой вы сидите», а представление о единстве «Я» – «заблужденье науки», ценное «только тем, что упрощает состоящим на государственной службе учителям и воспитателям их работу и избавляет их от необходимости думать и экспериментировать». «Любое „я», даже самое наивное, – это не единство, а многосложнейший мир, это маленькое звездное небо, хаос форм, ступеней и состояний, наследственности и возможностей
». Люди пытаются отгородиться от мира, замкнувшись в собственном «Я», а нужно, наоборот, уметь растворяться, сбрасывать с себя оболочку. «
…Отчаянно держаться за свое „я», отчаянно цепляться за жизнь – это значит идти вернейшим путем к вечной смерти, тогда как умение умирать, сбрасывать оболочку, вечно поступаться своим „я» ради перемен ведет к бессмертию
» (Г.Гессе. Избранное, М., 1977)
.
В конце 20 в. эти идеи распространились и в социологии. Широкую популярность приобрел нарисованный американским востоковедом и психиатром Р.Д.Лифтоном образ «человека-Протея». Традиционное чувство стабильности и неизменности «Я», по мнению Лифтона, основывалось на относительной устойчивости социальной структуры и тех символов, в которых индивид осмысливал свое бытие. В конце 1960-х положение радикально изменилось. С одной стороны, усилилось чувство исторической или психоисторической разобщенности, разрыва преемственности с традиционными устоями и ценностями. С другой стороны, появилось множество новых культурных символов, которые с помощью средств массовой коммуникации легко преодолевают национальные границы, позволяя каждому индивиду ощущать связь не только со своими ближними, по и со всем остальным человечеством. В этих условиях индивид уже не может чувствовать себя автономной, замкнутой монадой. Ему гораздо ближе образ древнегреческого божества Протея, который постоянно менял обличье, становясь то медведем, то львом, то драконом, то огнем, то водой, а свой естественный облик сонливого старичка мог сохранять, только будучи схвачен и закован. Протеевский стиль жизни – бесконечный ряд экспериментов и новаций, каждый из которых может быть легко оставлен ради новых психологических поисков.
В начале 21 в. гигантское ускорение технологического и социального обновления, переживаемое как рост общей нестабильности, сделало эти проблемы еще более насущными. Как замечают английские социологи Энтони Гидденс и Зигмунт Бауман, для современного общества характерна не замена одних традиций и привычек другими, столь же стабильными, надежными и рациональными, а состояние постоянного сомнения, множественности источников знания, что делает самость более изменчивой и требующей постоянной рефлексии. В условиях быстро меняющегося общества неустойчивость и пластичность социальной и личной идентичности становятся закономерными и естественными. Как замечает Бауман, характерная черта современного сознания – приход новой «краткосрочной» ментальности на смену «долгосрочной». Молодых американцев со средним образование в течение их трудовой жизни ожидает по меньшей мере 11 перемен рабочих мест. Применительно к рынку труда лозунгом дня стала гибкость, «пластичность». Резко выросла пространственная мобильность. Более текучими стали и межличностные отношения, вплоть до самых интимных. Никого уже не удивляют краткосрочные браки или совместное проживание с другом/ подругой без регистрации брака и т.д. То, что мы привыкли считать «кризисом идентичности», – не столько болезнь, сколько нормальное состояние личности, которую динамичные социальные процессы вынуждают постоянно «отслеживать» изменения в своем социальном положении и статусе, этнонациональных, семейных и гражданских самоопределениях. Условный, игровой, «перформативный» характер идентификаций распространяется даже на такие, казалось бы, абсолютные идентичности как пол и гендер (проблема смены пола, сексуальной ориентации и т.д.). Это существенно усложняет понимание взаимосвязи нормы и патологии. Например, расстройство гендерной идентичности – это тяжелое психическое расстройство, однако человек, уверенный в том, что все мужские и женские свойства различаются абсолютно и даны раз и навсегда, также будет испытывать трудности.
Если в новое время проблема идентичности сводилась к тому, чтобы построить и затем охранять и поддерживать собственную целостность, то в современном мире не менее важно избежать устойчивой фиксации на какой-то одной идентичности и сохранить свободу выбора и открытость новому опыту. Как заметил великий русский историк В.О.Ключевский, «твердость убеждений – чаще инерция мысли, чем последовательность мышления» (Ключевский. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории
, М., 1968). Но если раньше психологическая ригидность (жесткость) нередко помогала социальному выживанию, то теперь она чаще ему вредит. Самоидентичность все больше воспринимается сегодня не как некая твердая, раз и навсегда сформированная данность, а как незаконченный развивающийся проект (Э.Гидденс). В условиях быстро меняющегося социума и растущей продолжительности жизни личность просто не может не самообновляться, и это не катастрофа, а закономерный социальный процесс, которому соответствует новая философия времени и самой жизни.
Эти глобальные сдвиги происходят и в России, но здесь они протекают значительно труднее. Советское общество и культура в течение многих лет ориентировались не на обновление и изменение, а на поддержание стабильности, порядка и преемственности. Всякая новация казалась подозрительной и потенциально опасной, само слово «модернизм» было ругательным. «Обеспеченное светлое будущее» – главное преимущество социализма над капитализмом – выглядело простым продолжением и повторением настоящего и прошлого. Столь же сильным было равнение не на индивидуальную самореализацию, а на институционализированные, жесткие, бюрократические социальные идентичности. Советская пропаганда отождествляла общество и государство, а почти все социальные идентичности советских людей были государственническими. Эта атмосфера была губительна для индивидуальной инициативы и творчества, но люди привыкли к этому стилю жизни.
Распад Советского Союза и противоречия становления рыночной экономики вызвали в стране острый кризис идентичности, вопросы «Кто мы?» и «Куда мы идем? » стали насущными. Если на Западе трудности идентификации обусловлены плюрализмом и индивидуализацией, то в России кризис идентичности – прежде всего результат распада привычного социума, оставившего в сознании многих людей зияющую пустоту. К быстро меняющимся социальным условиям трудно приспособиться не только объективно, но и психологически. В начале 1990-х, отвечая на поставленный социологами вопрос «Кто Я?», люди часто отвечали: «Я никто», «Я винтик», «Я пешка», «Я никому не нужный человек», «Я рабочая лошадь». Такое самочувствие особенно характерно для пенсионеров, бедняков, людей, которые чувствуют себя в этом мире потерянными, бессильными и чужими.
Чтобы выйти из этого мучительного состояния и вернуть подорванное самоуважение, многие люди прибегают к негативной идентификации, самоутверждению от противного. Негативная идентичность конструируется прежде всего образом врага, когда весь мир разделяется на «наших» и «не-наших», причем все собственные беды и неудачи изображаются как результат происков внешних и внутренних врагов. Идеология осажденной крепости, которую годами культивировала Советская власть, принимает при этом отчетливо националистический характер, этнические идентификации доминируют над гражданскими, а сами национальные ценности ассоциируются прежде всего с идеализированным историческим прошлым (традиционализм). На вопрос социологов «Что в первую очередь связывается у Вас с мыслью о Вашем народе?» многие россияне ставят на первое место «наше прошлое, нашу историю» или свою малую родину, «место, где я родился и вырос». Негативная идентичность созвучна мировосприятию старых людей, для которых активная жизнь практически закончилась, но она не подходит молодежи, в создании которой значительно больше представлены ценности личного успеха и самореализации. Вопрос о соотношении личной и социальной идентичности и о том, на каких ценностях основывается конкретное групповое «Мы», очень важен как для индивидуального самоопределения, так и для социальной педагогики.
Игорь Кон
